Россия сделала первый шаг к Марсу! В ИМБП стартовал проект «Марс-500»

Путь в тысячу миль
начинается с одного шага.

Конфуций

С 15 по 29 ноября в Институте медико-биологических проблем успешно прошел предварительный эксперимент по имитации пилотируемого полета на Марс в рамках уникального международного проекта «Марс-500».

Эксперимент проводился в двух модулях медико-технического комплекса – ЭУ-150 (жилой модуль объемом 150 м3) и ЭУ-100 (медицинский модуль объемом 100 м3), входящих в состав наземного экспериментального комплекса (НЭК).

Главной целью этого «пробного» двухнедельного эксперимента являлась проверка соответствия технических и эксплуатационных характеристик модулей и их систем требованиям разработанной технической, эксплуатационной документации в условиях, максимально приближенных к реальной эксплуатации. В задачи экипажа входило: испытать вновь разработанные системы жизнеобеспечения (СОЖ), контроля и управления, информационного обеспечения, локальную телемедицинскую сеть; исследовать особенности физиологической и психологической адаптации членов экипажа к условиям автономного функционирования; изучить взаимодействие экипажа с персоналом центра управления экспериментом при измененных условиях коммуникации; проверить медико-техническое оборудование и средства обеспечения жизнедеятельности экипажа и научной аппаратуры, а также уточнить перечень и содержание организационно-методической документации.

Основными разработчиками и партнерами по эксперименту стали: ФГУП «ЦЭНКИ», ЗАО «МИУС», ОАО «ВНИСИ», ОАО «НИИхиммаш», ФГУП «ЦНИИмаш», ЦУП-МФ, ЗАО «ЦВТ», а также ЗАО НПО «Динафорс», которое предоставило отдельные элементы экипировки экипажа.

НЭК – марсианский корабль на Земле

Идея проведения наземного эксперимента по имитации длительного космического полета не нова. В ИМБП подобные опыты начали проводить еще в 1970-е годы. Ученые задавались вопросом: как можно сымитировать полет к Красной планете, где провести этот эксперимент, как создать условия, максимально приближенные к реальным, с которыми столкнутся космонавты в настоящем полете? Пилотируемых полетов к другим планетам история не знала (и не знает и до сих пор!), поэтому перед специалистами стояла сложная задача. В первую очередь, это полная изоляция от внешнего мира. И, в отличие от моделирования факторов отсутствия гравитации и воздействия доз радиации, изолировать экипаж на длительное время и создать систему медико-биологического обеспечения марсианской экспедиции технически осуществимо.

Для этих целей в 1964–1970 гг. был спроектирован и построен НЭК – Наземный экспериментальный комплекс. В строительстве принимали участие ИМБП, РКК «Энергия», завод «Звезда», НИИ химического машиностроения, Летно-испытательный институт. Введение в эксплуатацию состоялось в 1970 г.

Вначале НЭК состоял из трех сообщающихся между собой модулей. В них были созданы индивидуальные каюты для членов экипажа, кают-компания, рабочие места для проведения медико-биологических исследований, место для оранжереи, помещение для хранения расходуемых материалов, запасов пищи и т.д.

Экипажи находились в НЭКе в условиях искусственной атмосферы при нормальном давлении. Ряд СОЖ располагался вне модулей, однако при этом обеспечивалась возможность непосредственного или имитированного управления ими со стороны экипажа.

В период с 1971 по 2000 г. в НЭКе проводились эксперименты, в которых были отработаны методики и способы адаптации человека к условиям длительного космического полета. Так, в 1971–1975 гг. прошла серия экспериментов длительностью 60–120 суток с целью изучить реакцию организма и его отдельных систем на длительное пребывание в экстремальных условиях, отработать образцы и технологические режимы перспективных СОЖ, собрать и обработать медицинскую информацию.

В период с сентября 1976 по январь 1977 г. осуществили эксперимент продолжительностью 120 суток. Его основными задачами являлись отработка бортовой системы регенерации воды для бытовых нужд и режимов связи с наземными службами, изучение групповой динамики в изолированной малой группе с участием «экспедиции посещения».

В мае–июне 1980 г. прошел эксперимент, который длился 25 суток. Его задачами стали изучение акустической обстановки и психологической совместимости при «приходе» женской экспедиции посещения.

С февраля по апрель 1983 г. продолжался эксперимент в 60 суток, основные задачи которого включали изучение поведения смешанного основного экипажа и моделирование ситуаций острого периода адаптации с выполнением сложной операторской деятельности по управлению объектом.

В мае–июле 1983 г. состоялся эксперимент продолжительностью 90 суток, главной целью которого стала отработка системы регенерации кислорода «Электрон».

В 1984 г. (март–июнь) последовал 90-суточный эксперимент с изучением акустики в НЭКе при работе бортовых СОЖ. Затем, в мае– июле 1987 г. выполнили еще один 90-суточный эксперимент с основной задачей изучить психофизиологическое состояние экипажа при имитации трех аварийных ситуаций по шесть суток каждая (измененный режим труда и отдыха, измененные параметры среды обитания и т.д.).
 

В июне–июле 1989 г. состоялся 30-суточный эксперимент, в котором экипаж должен был оценить функциональное состояние операторов и их профессиональную операторскую деятельность в условиях длительного существования в среде обитания с пониженным (до 16%) содержанием кислорода.

А дальше пошли более интересные исследования. В период сентябрь 1994 г. – январь 1995 г. проходил эксперимент HUBES (Human Behavior in Extended Spaceflight – Поведение человека в длительном космическом полете), целью которого было смоделировать полет космонавта ЕКА на борту орбитальной станции «Мир» (программа EURO-MIR-95).

С 21 октября 1995 г. по 22 января 1996 г. в НЭКе шел 90-суточный эксперимент ЭКОПСИ-95, в ходе которого сделали попытку сформулировать понятие психофизиологической комфортности среды обитания, оценить взаимодействие человека и среды, возможность управления динамикой этого процесса.

И, наконец, со 2 февраля 1999 г. по 22 марта 2000 г. был проведен 240-суточный эксперимент SFINCSS-99 (Simulation of Flight of International Crew on Space Station – Моделирование полета международного экипажа на космической станции). Его основной целью являлась имитация полета МКС. В три основных экипажа входили представители из пяти стран, в том числе женщины. Кроме этого, были сформированы три экипажа посещения. В программе эксперимента SFINCSS-99 было реализовано 80 экспериментов, подготовленных учеными России, Японии, Германии, Канады, США, Норвегии, Швеции, Чехии и Австрии.

Однако экспериментами по имитации длительных космических полетов на Земле ученые из ИМБП ограничиваться не стали. В 1994–1995 гг. полет врача-исследователя В.В.Полякова на станции «Мир» длился 437 сут 17 час 58 мин 32 сек, что остается рекордом длительности по сей день! Условно этого хватило бы, чтобы слетать к Марсу и уже быть на полпути к Земле… Своим полетом В.В.Поляков доказал, что возможности человека позволяют совершить пилотируемую экспедицию на Марс. Это реально!

С 2000 г. в модулях проводились краткосрочные эксперименты с изоляцией, направленные на отработку отдельных систем профилактики невесомости, психологических и других медицинских аспектов космических полетов.

Сразу после эксперимента SFINCSS-99 ученые ИМБП начали проработку вопроса о моделировании реального пилотируемого полета человека к другой планете. Ведь эта миссия сильно отличается от полетов вокруг Земли, и необходимо решение широкого круга вопросов по ее медицинскому и другому обеспечению. Для этого и была разработана программа «Марс-500».

В 2006 г. три имеющихся модуля были полностью переоборудованы, созданы новые системы жизнеобеспечения, поддержания температурного режима и обеспечения водой. В 2007 г. специально для проекта «Марс-500» был построен дополнительный, четвертый, герметичный модуль объемом 250 м3 (ЭУ-250). В начале 2008 г. начнется строительство пятого модуля с имитацией марсианской поверхности. После его завершения весь комплекс будет полностью готов к эксперименту «Марс-500».

Мы встретились с командиром экспериментального экипажа, космонавтом-исследователем ИМБП Сергеем Рязанским, который рассказал о ходе завершившегося эксперимента и о «кухне», которая не вошла в официальные пресс-релизы.

– Сергей, поздравляю тебя с успешно завершившимся «первым шагом на Марс»! Расскажи, как и когда тебе пришла в голову идея принять участие в этом амбициозном проекте?

– Спасибо! Как сказал врач экипажа Дима Перфилов: «Пусть мы не сделали шаг на Марс, но мы занесли ногу» (улыбается).

...Я с самого начала знал, что буду участвовать в «Марсе-500», но не знал точно, в какой роли. В таких экспериментах, как SFINCSS-99 (далее – «Сфинкс». – Ред.) отрабатываются научные подходы и методики, которые в будущем будут использоваться на МКС.

Целью «Сфинкса», в котором я участвовал семь лет назад, была имитация международного экипажа (это было еще до начала работы на МКС). В нескольких условных экипажах, которые работали в изоляции от внешнего мира, принимали участие представители России, Японии, Канады и Австрии. Была попытка выявить межнациональные психологические особенности, как «космонавты» смогут находить общий язык в ограниченных условиях, как будут приспосабливаться друг к другу… Наш экипаж под номером 7 был чисто российский: мы в течение месяца отрабатывали средства профилактики. Это было как продолжение программы «Сфинкс», 7-й экипаж.

…Вообще основной моей работой является не участие в имитации длительных полетов, а подготовка к настоящему полету на МКС. Я всегда воспринимал подобные эксперименты как часть моих профессиональных тренировок, в которых я могу заранее «познакомиться» с тем, что встретится в полете, то есть заранее это обкатать и «отшлифовать».

Я решил пойти внутрь «бочки» на первом этапе реализации программы «Марс-500», так как пока не включен в летный экипаж и есть время что-то «допройти». То есть пройти другого рода подготовку.

– Расскажи, пожалуйста, о распорядке дня: когда вставали, когда принимали пищу и т.д. Каким он был?

– Распорядок дня у экипажа был четким: в 8 утра подъем, доклад медицинских параметров на центр управления (медконтроль), в 9 – завтрак, и дальше – работа по плану, до обеда. Время приема пищи соблюдалось экипажем неукоснительно, все-таки распорядок дисциплинирует. В принципе, мы могли делать с ним все что захотим – это внутреннее дело экипажа. Но понятно, что если его изменить – все пойдет наперекосяк.

– Давай поговорим об экспериментах, которые проводил экипаж. Расскажи об этом подробнее.

– Основной задачей экипажа было проанализировать, насколько подготовлены модули для работы и жизни внутри них, «нагрузить» системы жизнеобеспечения и т.д. Обкатать все «нештатки», при этом экипаж являлся как бы нагрузкой для всех систем: у нас была неограниченная связь с дежурными бригадами, мы постоянно обменивались информацией, рекомендациями – какой режим включить в зависимости от неполадок и т.д. Потом состоялось совещание, на котором обсуждались все нештатные ситуации и неполадки – «подняли» все наши записи и пр. То есть задача экипажа состояла в том, чтобы найти как можно больше недостатков, для того чтобы их можно было успеть устранить к основному эксперименту.

В некоторые дни достаточно интенсивно проводились работы по тестированию инженерных систем и виртуальной системы жизнеобеспечения, которая проводит компьютерное моделирование всего, что стоит на станции, в другие – занимались наукой. Хотя изначально ее не было в плане – эксперимент так и назывался – «технический». Но научным методикам уделялось много внимания, в этом принимал участие весь экипаж.

Каждый отвечал за что-то свое; соответственно и по возможности помогал остальным.

Вообще хочу сказать, что первоначально науки не планировалось вообще. Потом решили, что надо что-то попробовать: кто-то высказал пожелание, что мы бы хотели… Потом был составлен приличный список: в процессе нахождения в «бочке» в какой-то момент я даже понял, что некоторые инженерные задачи и другие проблемы входили в «клинч» с наукой, которая была запланирована, то есть экипаж разрывался: и одно надо делать, и второе… Бывало даже такое, что мы заканчивали научную работу к 11–12 часам вечера…

Другими словами, нагрузка на экипаж была достаточно существенной, пусть не на каждого члена, но в сумме – довольно большой. Но это и хорошо: было интереснее.

У нас была еще одна интересная задачка: мы испытывали хлебопечку. Ведь хочется же каких-то «домашних» продуктов, поэтому мы экспериментировали с выпечкой хлеба на борту. Первый «блин» оказался хоть и комом, но очень вкусным. Второй «блин» ребята решили отшлюзовать на поверхность дежурным бригадам, поэтому получившуюся булочку намазали сгущенкой и выдали им подарком. Кстати говоря, это совпало со сроком высадки на Марс – этот двухнедельный эксперимент мы «проиграли» в ускоренном режиме, чтобы все было более реалистично и близко к настоящему полету.

К посылке мы прикрепили записку со словами: «На поверхности Марса найден хлеб. Отправляем на экспертизу» (улыбается).

– Расскажи о своей команде. Ведь о них практически ничего не известно… Есть ли у них опыт участия в такого рода экспериментах?

– Из всего экипажа опыт изоляции был только у меня одного. Олег Артемьев прошел подготовку в ЦПК, и у него есть свой опыт, который дал Звёздный, но нет опыта участия в таких экспериментах. Поэтому им пришлось тяжелее, например Марине – у нее была длинная прическа, что, наверное, было не совсем комфортно…

Остальные ребята – сотрудники ИМБП. Врач экипажа Дима Перфилов, инженер лаборатории телемедицины Саша Ковалев и инженер радиобиологической лаборатории Антон Артамонов. Ребята принимали участие в экспериментах с короткой иммерсией, с гипокинезией, но подобных экспериментов с изоляцией у них не было.

– А между собой какие-то трения были, разногласия?

– Часто бывает так, что едешь куда-нибудь на отдых с компанией, и в ней оказался несносный человек, который портит впечатление всему коллективу. Здесь ситуация оказалась очень благоприятной: ребята все оказались хорошими, с постоянной поддержкой друг друга. Мне как командиру многих вещей говорить просто не было необходимости. Никаких проблем у нас не было. Я больше скажу: с таким экипажем я бы пошел в любой эксперимент и на любую длительность.

– Что у вас было из «благ цивилизации»? Находиться в «бочке» две недели – с ума же можно сойти, если не отвлекаться на посторонние вещи и не находить время для отдыха…

– Одной из задач этого двухнедельного эксперимента являлось имитирование условий «информационного голода», который будет испытывать экипаж в реальном полете на Марс. Понятно, что на станции есть какие-то источники информации: можно выйти на связь с родным и близкими, с ЦУПом, можно использовать для этого и любительское радио. В «Марсе-500» ничего этого не предусмотрено! Но: у нашего экипажа была неограниченная связь с ЦУПом, и это было сделано в плане каких-то рабочих вещей – мы же пробуем, пытаемся понять, как все это будет в действительности и т.д. Дальше, естественно, она будет ограничена. Кстати, в следующих экспериментах будет также проводиться и имитация 20-минутной временной задержки…

Для чего нужна была такая неограниченная связь? Ну, например, если возникала какая-нибудь нештатная ситуация или проблема либо шероховатости в проведении экспериментов, мы тут же поднимали трубку, вызывали дежурного врача или дежурного инженера и задавали свои вопросы или говорили о своих замечаниях.

Еще одна интересная деталь: вся «мужская часть» экипажа переживала по поводу результатов футбольных матчей… И в виде единственного исключения нам на ноутбуки по сети транслировали матч «Россия-Израиль» – сделали нам настоящий подарок!

Из хороших «благ цивилизации» был DVD-проигрыватель: нам разрешили собрать видеотеку, чтобы иметь возможность смотреть любимые фильмы, прослушивать аудиокниги. Ведь заранее предполагалось, что свободное время у экипажа будет и надо же чем-то будет заниматься!

Мы также взяли с собой командные игры – «рубились» по вечерам в лото, весело проводили время. Я не мог не взять свою гитару – у нас была возможность попеть песни...

На самом деле все эти развлечения здесь, на «поверхности», кажутся такими мелочами, а там, в «бочке» и вообще в условиях космического полета они совершенно реально оказываются важной составляющей нашей жизни. У тебя есть хобби, и хочется как-то психологически отдохнуть, «разгрузиться», и если об этом заранее подумать, то все будет хорошо.

Другими словами: все, что ты с собой на Марс возьмешь, тем и будешь там пользоваться! (Улыбается).

– Был ли у вас доступ к Интернету?

– Интернет у нас отсутствовал как класс. Он был в эксперименте «Сфинкс» и, конечно, позволял не «выпадать» из нормальной жизни – установить Skype и разговаривать с любой точкой мира, с кем угодно, просматривать новости, то есть получать любую информацию. Здесь же этого нет совсем. Нет также и телевизора, телефонов, как обычных так и «мобильников», – все наши родственники и знакомые были предупреждены заранее, что с нами не будет связи.

– Все ли было продумано в этом техническом эксперименте, на твой взгляд? Может быть, чего-то не хватало?

– Я бы сказал так: две недели – это не срок. По своему опыту в эксперименте «Сфинкс» я сказал ребятам: «Возьмите с собой как можно больше, а там разберемся». Это «больше» мы пересмотрели за неделю – все фильмы, все диски… А дальше? Дальше смотрели по второму разу, по третьему… (улыбается).

Нам в определенной степени помогла представительница ЕКА Елена Файхтингер: она «отшлюзовала» нам фильмы производства Би-Би-Си «Голубая планета» на DVD-дисках, которые экипаж с удовольствием посмотрел.

Вообще, здесь у нас шлюзование было нелимитировано: мы «выдавали» на поверхность результаты научных экспериментов, «получали» разные блоки, какие-то дополнительные вещи для проведения исследований и т.д. Плюс какие-то штучки «типа» DVD-фильмов, что вполне может скрасить жизнь… Но в марсианском полете этого не будет: придется пользоваться видеотекой и библиотекой, которые были собраны заранее. По-другому никак…
 

Еще по поводу шлюзования. Модули являются герметичными, в них собственная атмосфера, поэтому вся передача грузов в любую сторону идет через шлюзовую камеру, которая так же герметично закрывается и открывается. Поток был достаточно большой: в принципе, у нас не было ограничений в шлюзовании в обе стороны – эксперимент был «отработочный».

…Конечно, были какие-то бытовые «недоделки: например, здесь не хватает крючочка, здесь – полочки и т.д. Каждая мелочь, которая была найдена в этом двухнедельном эксперименте, может стать потом проблемой для экипажа. Ну, например, некуда повесить полотенце, когда умываешься. При 500-суточном эксперименте, когда ограничены грузы, гигиена – это существенно. Начиная от таких мелочей, как проверки качества питьевой воды, канализации, средств гигиены (у нас не было душа, и мы использовали космическую методику – обтирались салфетками)…

В «Сфинксе» у нас был душ и не было ограничений на нормальную наземную гигиену. Здесь же подразумевается отсутствие гравитации, что доставляет неудобства, но по крайней мере, средства, которые используются экипажем на МКС, применялись и здесь.

У меня вообще родилась идея: вот создать бы глобальную компьютерную систему управления и запрограммировать нештатные ситуации – задымление на борту, разгерметизацию и т.д. С ее помощью можно инициировать много различных условий. Это же супер! Но над этим надо «пахать».

– Расставленные «по всем углам» камеры не давили на психику?

– Ну, во-первых, камеры были не везде… Есть «приватные» места – каюты и туалет. Остальное все просматривается. Лично я сразу вообще забыл о том, что за мной все время следят эти камеры, но я заметил одну вещь: волей-неволей, по привычке, разговаривая с кем-то по телефону, например с дежурным врачом, я поворачиваюсь в сторону… камеры!

Это объяснимо: при разговоре с человеком ты смотришь ему в лицо. Предположим, в медицинском модуле камеры везде, они расположены под разными углами, чтобы у медиков «наверху» была возможность хорошо видеть, что происходит. И например, в определенный момент я не знаю, с какой из них за мной наблюдают. И какие вообще включены, а какие – нет… Поэтому я выбирал одну наугад, и говорил в нее… И ребята тоже особо на этом, как говорят, не «заморачивались».

Бывали такие забавные ситуации: например, экипаж вечером смотрит какой-то фильм, и видно, что камера «смотрит» на экипаж. А потом… развернулась и «посмотрела» на телевизор! Потом в разговоре с дежурным врачом мы слышим: «А что это такое вы там смотрели, а?» Всем ведь интересно, чем мы там занимаемся! И если есть такая возможность, то почему бы не поподглядывать чуть-чуть? (Смеется).

– Встречи с родными и близкими? Были ли они? Созванивались с ними хотя бы?

– Этого не было. Мы «оторвались» от мира на две недели – всем сказали, что пусть считают, что у нас такая небольшая командировка. В «Сфинксе», например, был установлен временной лимит телефонных разговоров с родными в неделю. Как это дальше в проекте «Марс-500» – я не знаю. Наверное, будет группа психологической поддержки, которая будет организовывать виртуальные сеансы связи: прямого потока данных не будет, а только видеоролики с приветами, письма с пожеланиями и т.д. Ведь понятное дело: у каждого человека есть своя семья, свои друзья – люди, по которым он скучает и хочет узнавать от них новости и справляться об их самочувствии.

– Как у экипажа было организовано питание?

– Практически все экипаж получил перед входом в эксперимент. Нам дали на борт «долгоиграющее» питание и небольшой холодильник. Питание было разнообразное, но скажу сразу: это была не домашняя пища. Например, каши и вермишели быстрого приготовления, соки, немного фруктов, консервы с мясом и рыбой, чай, кофе…

Условий для приготовления пищи у нас не было. Можно было лишь что-то разогреть: для этого в нашем распоряжении была микроволновка. Да, внутри нее можно приготовить что-то, но мы использовали ее только для разогрева продуктов.

Опять же соблюдались условия полной автономности: экипаж должен сам посмотреть, есть ли претензии по еде, по ее хранению, по способу приготовления, по использованию посуды – то есть всякие бытовые мелочи, которые должны быть тоже продуманы и отработаны.

– Насколько мне известно, вы проводили эксперименты по выращиванию растений? Это так?

– Да, у нас были две оранжереи, в одной из них выращивался горох, в другой – салат. Эксперимент называется «Микро-Лада». Вообще у «Микро-Лады» прозрачная дверь, и за ней ты видишь растение. Но здесь эта дверца была заклеена непрозрачной пленкой, и на ней стоял датчик открытия дверцы (фиксирует каждое ее открывание). То есть исследователям было интересно узнать: насколько растения важны для экипажа, насколько часто люди ими интересуются, как часто открывают оранжерею.

Пусть маленькая задачка, но для полета на полтора года растения – это не просто научный эксперимент, а все-таки часть психологической поддержки.

– Что лично для тебя оказалось самым сложным в этом эксперименте?

– Для меня? Хм… Как командир экипажа и как человек, который имеет уже какой-то опыт в таких экспериментах, я понимал, что на мне лежит ответственность за людей, за то, как каждый из ребят себя проявит. В этом сложность для меня и заключалась.

– Были ли «нештатки», которые не предусматривались программой?

– Одной из реальных нештатных ситуаций оказался прорыв канализации в медицинском модуле (ЭУ-100). Я бы не сказал, что прорыв в прямом смысле этого слова, но три ведра воды было вычерпано… Все системы продуманы так, чтобы в них поддерживать определенное атмосферное давление. То есть нормальный туалет туда не поставишь.

Поэтому есть система, которая не должна дать давлению в бочке взаимодействовать с давлением снаружи, то есть какие-то клапаны, которые все это дело обеспечивают. И эта система дала сбой… Но мы с этим справились и, так сказать, спасли корабль от затопления (улыбается).

– Невесомость – в полете на Марс она будет, а здесь ее нет. Это очень важно. Это же ведь тоже надо учитывать, потому что все будет по-другому! Кстати говоря, равно как и с радиацией…

– Да, это основной фактор космического полета, к которому человеку придется адаптироваться. Но надо сказать, что у космонавтов есть, по крайней мере, двухнедельный срок в начале полета, когда экипаж пытаются не слишком сильно загружать – нужно как следует адаптироваться. И даже не какими-то сверхтрудными задачами, а обычными: когда у тебя все улетает из рук, когда все вещи должны быть закреплены – ко всему этому не так просто привыкнуть. К большому сожалению, кроме как в краткосрочных полетах на невесомость, на Земле мы просто не можем сымитировать такие условия! Если бы могли, то, конечно, эксперимент «Марс-500» был бы максимально приближен к полету на Марс.

Кстати, модули для марсианского корабля планируется собирать на околоземной орбите, насколько я знаю, и у экипажа будет запас времени, чтобы адаптироваться…

Что касается вопросов радиации, то в лабораториях ИМБП проводится ряд экспериментов по этой теме. Наши ученые работают над этой темой, можете не сомневаться.

– Были ли какие-то запреты для экипажа? Например, это вот можно, а это – категорически нельзя?

– ...Ну, такого чтобы что прям уж так официально запрещалось – не было... Но строгие требования были. Например, если человек курит – то придется на две недели об этом забыть. С выпивкой то же самое. Да мы и сами все прекрасно понимали. Хотя, конечно, хотелось отметить победу нашей сборной по футболу над англичанами бокальчиком пива с друзьями… Но нет – так нет.

– Чего больше все не хватало?

– Лично мне не хватало близких людей. И новостей – человек же смотрит телевизор, читает газеты, интересуется, что происходит в мире.

– Как спалось в замкнутом пространстве?

– Вообще со сном здесь все было интересно. На МКС всегда слышен звук работающей вентиляционной системы, здесь же была тишина – многие инженерные системы были расположены за границы модулей. Кроме этого, слышимость в них достаточно хорошая, и, например, если человек не спит и что-то делает, ты его слышишь, даже находясь в своей каюте.

Но в экипаже жалоб не было – вопрос о сне входил в ежедневный медконтроль. Да, действительно – пару раз мы ложились достаточно поздно, под конец эксперимента было много работы, предстояло написать большое количество отчетов. Поэтому многое хотелось успеть, пока опять не навалилась бытовая жизнь.

– Ну и не могу не затронуть тему возникновения интимных отношений между членами экипажа – среди вас была женщина… Поговорим об этом в корректной форме – мы не «желтая пресса», но живой интерес к этому есть и будет всегда.

– …Любому члену нашего экипажа с самого начала было предельно ясно: среди нас находится женщина, и к ней надо относится как к коллеге, к профессионалу, к другу. В первую очередь. Марина – очень квалифицированный ученый и просто хороший человек. И плюс к этому она – «правильная» женщина. Что я имею в виду? Женское кокетство, наверное, неистребимо – это качество присуще почти всем представительницам прекрасного пола, и они знают, когда и где, и главное – как его применить, чтобы добиться своей цели. И в условиях серьезного научного эксперимента оно явно должно быть как-то ограничено. Марина в этом плане все делала правильно, никаких «провокационных» вещей с ее стороны не было, был минимальный макияж… Вопросы секса и взаимоотношений уходят на другой план – все это естественно и заложено природой, но может привести к срыву всей программы. В длительном полете теоретически возможно все… Никто от этого не застрахован, от возникновения каких-то более теплых чувств, любви или ревности, что еще хуже… Это очень сложный вопрос. Участие женщин в дальнейших экспериментах по проекту «Марс-500» сейчас обсуждается. Одно могу сказать: команда – это приоритет, и если ты идешь на такой эксперимент, то должен отдавать себе отчет во всем, что ты делаешь, надо быть адекватным. Не будет слаженной работы экипажа, а будут психологические трения – программа эксперимента «накроется».

– Какие ощущения были после выхода из «бочки»? Какими были первые мысли?

– Интересный вопрос… По выходе «наверх» первая мысль, которая мне пришла в голову, была такой: «Я все выдержал, и для меня это было несложно»! Нельзя спать – так нельзя, нельзя с близкими общаться – так нельзя… Мы со всеми задачами справились. И я очень рад, что «первый шаг» на пути к Марсу сделан и определяющую роль в этом сыграл ИМБП.

– Твое первое впечатление, когда вышли «наверх»? Каким оно было?

– Еще раз повторюсь: две недели – это не срок. Вот когда я провел месяц в «Сфинксе», было по-другому: уходил – снег лежал на улице, вышел – солнышко, листики зеленые на деревьях… Впечатление было, конечно, неописуемое, трудно словами передать…

После этих двух недель изоляции так же, как и тогда, хотелось «выплеснуть» из себя этот поток впечатлений и замечаний, который накопился внутри каждого, поделиться с руководством, инженерами, врачами… На самом деле мы в день выхода допоздна сидели, все обсуждали... Да как было не обсуждать-то! Несмотря на то, что на следующий день у нас была запланирована конференция...

– В конце 2008 г. стартует второй, уже 105-суточный эксперимент по проекту «Марс-500». Не хотел бы принять в нем участие? Может быть, тебе уже двух недель хватило… (с улыбкой).

– Я бы с удовольствием! Надеюсь, возьмут (улыбается).

– Как ты считаешь, стоит ли России заниматься Луной? Марс – это слишком далеко, да и на Луне остается много того, что нам неизвестно…

– Это две разные задачи. Но они могут и в принципе должны решаться параллельно. Луна – это прекрасная платформа для отработки каких-то новых технологий, которые будут использованы и при полете на Марс. Для того чтобы что-то применять, это надо много раз «обкатать».

Марсианский же полет – это прежде всего автономность. Здесь все по-другому. И отношение к инженерным системам здесь такое, что все неполадки должны быть устранены экипажем без помощи Земли. Степень надежности в полете на Марс должна быть беспрецедентно высокой!

– Философский вопрос: а нужен ли вообще полет на Марс? Я имею в виду, оправдает ли он себя? Самоутверждение – это хорошо, но есть ли действительно в этом полете хоть какой-то логический смысл? Там жизни нет…

– …Я считаю, что нужен. Постараюсь аргументировать свой ответ. Во-первых, человечество не может не двигаться вперед. Полеты на Луну и на Марс – это логическое развитие космонавтики, не российской в частности, а мировой. Это реальный шанс проверить свои возможности как высокоразвитой цивилизации. Да, много очень интересной и полезной информации можно получить от автоматических межпланетных станций, то есть без участия человека. Американские марсоходы сколько времени уже работают и сколько уникальных данных получают. Но! Марс как планета после определенного числа беспилотных миссий станет неинтересной – мы понимаем ее геологическую структуру, ну изучим еще какие-то дополнительные мелочи – каждый ученый всегда найдет для себя то, что можно еще исследовать и о чем спорить с другими учеными.

Во-вторых, развитие лунной и марсианской программ дадут большую технологическую отдачу. Подобные проекты подразумевают разработку новых уникальных технологий, которые смогут быть так или иначе реализованы на Земле. На протяжении всей истории космонавтики многое из того, что разрабатывалось для космоса, находило применение в обычной земной жизни.

Не каждое научное исследование становится фундаментальным открытием. Но в основе каждой прикладной вещи лежит научная работа. То есть без науки, без вложений в нее мы ничего не получим, а так и будем топтаться на околоземной орбите…

Павел Шаров

"Новости космонавтики" №1/2008
http://novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/300/12.shtml